Выступление ВИА «РТФ УПИ» на смотре художественной самодеятельности радиофака

Уже к 1985 году Вадим стал членом комитета комсомола радиофака по культуре и сумел залезть в знаменитую 237-239 аудиторию на радиофаке (где и была потом постоянная репетиционная база будущих агатовцев) — это две аудитории, одна из которых сделана как небольшой актовый зал со сценой, а вторая поменьше — в ней что-то типа гримерки и склада декораций.

На смотре художественной самодеятельности комиссией отбирались коллективы для участия в фестивале «Весна УПИ» и Вадим Самойлов решил позвать Петра Мая, что бы подготовиться и выступить на смотре. И так начале марта 1985 года ВИА «РТФ УПИ» выступили на смотре художественной самодеятельности радиофака и получили лишь два балла из десяти за «громкость звучания». Песни были Вадима Самойлова, 4 композиций арт-рокового характера. Саша Козлов не участвовал в репетициях и выступление и был лишь консультантом, а на бас-гитаре играл Саша Кузнецов. Жюри посчитало выступление слишком громким и неразборчивым. На смотре отбирались участники фестиваля «Весна УПИ».

Кто будет играть – на клавиши Вадик предложил своего факультетского и стройотрядовского друга Игоря. Тот обладал отличной фортепианной техникой, что было важно для псевдоклассических арт-роковых пассажей на электронных клавишных инструментах. Кандидатура возражений не вызвала. На бас Вадик предложил своего одногруппника и стройотрядовского друга Александра. Поскольку в нашем повествовании уже есть Саша, то Александра–второго мы далее будем называть его студенческой кличкой «Бобёр» (да простит меня старый друг, но мне всегда было откровенно симпатично это милое и умное животное и я совершенно не понимал и не понимаю, чем оно хуже или лучше, например, медведя – так за глаза друзья называли Петю за габариты и раскачивающуюся походку или вообще козла – так за созвучность фамилии иногда называл себя даже сам Саша). Так вот, Бобёр особой техникой игры на бас-гитаре не отличался, но
был самым обучаемым и ответственным из всех музыкантов стройотрядного ВИА Вадика и, кроме того, хорошо разбирался в радиоаппаратуре и звукозаписи. Барабаны были за Петей, соло-гитара и
вокал – за Вадиком. Предпринимались попытки ввести в состав и других музыкантов, например, вокалиста а-ля Артур Беркут из того же «Автографа», но привыкшие к обожанию (в основном
студенток, конечно) высокоголосые капризные вокалисты тушевались от музыкальных требований друзей и не могли адаптироваться в полиритмичной музыке арт-рока. Да и Вадик много стал
работать именно над вокалом, поэтому довольно быстро вопрос об ещё одном вокалисте в группе закрыли до лучших времён.

вокалиста а-ля Артур Беркут из того же «Автографа», но привыкшие к обожанию (в основном
студенток, конечно) высокоголосые капризные вокалисты тушевались от музыкальных требований
друзей и не могли адаптироваться в полиритмичной музыке арт-рока. Да и Вадик много стал
работать именно над вокалом, поэтому довольно быстро вопрос об ещё одном вокалисте в группе
закрыли до лучших времён.
Факультет предоставил для репетиций ансамбля шикарную аудиторию в здании радиофака –
практически актовый зал — оборудованную сценой, занавесом, сценическим освещением и т.д. Рядом
со сценой находилась каморка для хранения аппаратуры, откуда музыканты выносили на сцену
инструменты и аппаратуру и куда после репетиции всё убирали. Этой каморке потом предстоит
сыграть сверхважную роль в будущей судьбе коллектива. То, что репетировать можно было только
поздним вечером в будни и по субботам, а в воскресенье пропуск в здание факультета был только по
спецразрешению деканата – никак не останавливало и не смущало друзей: стройотрядным ВИА в
общежитии приходилось репетировать и в комнатах, предназначенных для занятий студентов (так
называемых рабочих комнатах или просто «рабочках»)  —  аппаратура для репетиций собиралась из
разных комнат, где жили бойцы стройотрядов на разных этажах общаги, а после репетиции
возвращалась музыкантами в эти же комнаты, так что условия на радиофаке были райскими для
натруженных рук музыкантов.
Аппаратура для репетиций музыкантов устраивала, а вот концертного аппарата не было ни у
кого в институте. Тут ещё дело было в том, что главный актовый зал института, в котором
предстояло выступать, отличался превосходной акустикой для лектора или выступающего с
докладом с трибуны на сцене (каждое слово было слышно в любом уголке зала без всякого
микрофона) или, скажем, пения хора. Но стоило появиться на сцене рок-группе со своими
барабанами-колонками, так звук сразу начинал отражаться от стен, потолка, люстры, барельефов
основателей марксизма-ленинизма и звучание коллектива превращалось в кашу. Друзья имели
приличный опыт выступления в этом зале и сразу решили, что для хорошего звука необходим
качественный и мощный аппарат. Но денег на его покупку не было ни у кого, а покупать и продавать
в то время «фирменную» аппаратуру было сопряжено с немалым риском: ОБХСС и партийные
идеологи строго следили за музыкантами – лидер группы «Воскресенье» Алексей Романов,
свердловский шансонье Александр Новиков и многие другие пострадали за свои бунтарские песни
именно по «спекулятивным» статьям УК РСФСР. Поэтому втихую удалось собрать только немного
денег на покупку двух мощных «самопальных» динамиков, переделанных свердловскими умельцами
из КИНАПовских. В мастерских радиофака друзья сделались столярами и самостоятельно
изготовили из ДСП корпуса колонок. Осталось подключить их к ламповым усилителям,
используемым для громкоговорителей, которые обычно подвешивали на фонарных столбах для
радиотрансляции, соединить с микшерским пультом «Карат» — и концертный аппарат был готов! Я
пишу сейчас эти строки и с ужасом думаю – Боже мой, на чём мы играли, какое там качество
звучания ансамбля могло быть при таких возможностях аппаратуры!.. А тогда у нас ни малейшего
сомнения не было, что мы всё делаем правильно.
Программу следовало предварительно показывать одному из членов жюри. Ребятам повезло –
проверяющий их преподаватель ВУЗа в юности сам был музыкантом джаз-оркестра, в котором играл
Владимир Пресняков-старший и пела его будущая жена Елена Кобзева – звёзды отечественной
эстрады того периода в ВИА «Самоцветы». Поэтому никаких нареканий ни к репертуару, ни к
музыкантам не было – после прослушивания стороны обсудили сыгранное на одном музыкальном
языке, программа была допущена к исполнению и у друзей не осталось сомнений в успешности их
выступления на конкурсе.
И вот настал долгожданный день выступления. Слухи о предстоящем необыкновенном
концерте ползли не только по институту, но в зале было много и друзей-музыкантов участников
ансамбля со всего города. Саша, понятно, сидел за микшерским пультом рядом со звукооператором и
подсказывал тому, как лучше выставить звучание группы. Программа была отыграна очень уверенно,
зал взорвался аплодисментами и Вадик направился на обсуждение в комнату жюри в прекрасном
настроении.
Но тут его поджидал ужасный удар судьбы: не успел он войти в комнату для обсуждений, как
на него буквально набросились несколько членов жюри:  —  Вы что, решили нас оглушить? Почему
было так громко? У нас чуть барабанные перепонки не порвались от звука ваших колонок!
Вадик и немногочисленные разбирающиеся в современной музыке члены худсовета пытались
доказать институтским ортодоксам, которых было большинство в жюри, что рок-музыка
подразумевает мощный звук, что акустика зала не может передать нюансы такой музыки на малой
громкости и т.д. Всё было тщетно – группу сначала вообще хотели снять с обсуждения, потом «смилостивились» и поставили всё-таки 2 балла «за смелость» при максимальной оценке 10 баллов — 
т.е. по школьной 5-балльной шкале это была единица  —  кол! Хорошо ещё, что это не повлияло на
общий балл факультета за все выступления, не хватало только получить репрессии по отношению к
студентам радиофака Вадику и Бобру!
Как об этом объявить друзьям, который столько усилий положили на подготовку к
выступлению – Вадик не знал. И тут ему опять пришел на помощь… вы уже догадались – Саша! Он в
резких, непривычных для его интеллигентной манеры общения выражениях на «великом и могучем»,
заклеймил позором ретроградов — членов жюри, сказал комплименты каждому из музыкантов группы
– в общем, всячески поддержал друзей.
Горевать долго не стали – отзывы об удачном (с точки зрения слушателей) выступлении
группы шли не только от Саши, жизнь продолжалась. Программу решено было записать, дополнив
парой-тройкой новых песен уже откровенно «битового» звучания – чего уж теперь было
маскироваться в арт-роковые одежды… Так появился первый «доАгатовский» магнитоальбом
«Если». После этого Игорь извинился перед друзьями, что не может больше продолжать работать в
коллективе ввиду нехватки времени – он уже закончил институт и работал на заводе и покинул
группу, а Саша встал, наконец, за клавиши. Все трое друзей воссоединились вновь в одном коллективе.